Эфиров С.А. Партизанские войны и терроризм

Проект нуждается в вашей поддержке.
Библиотека

Эфиров С.А. Партизанские войны и терроризм

Во время колониальных, неоколониальных и захватнических войн участники движения сопротивления неизменно квалифицируются оккупантами как "бандиты", "бандформирования", "террористы" и т.п. Так было во время освободительного движения в Алжире, Вьетнаме, Афганистане, ряде стран Африки и др. Так было и в более ранние периоды, например, когда такого рода ярлыки использовались немцами в отношении партизанского движения на оккупированных территориях, в частности, в нашей стране. Все это повторилось и во время военных операций в Чечне.

И не только это. Удивительно сходны методы, которыми пользуются для подавления движения сопротивления. Ставка на силу, коллаборационизм, марионеточные правительства, силовые и другие структуры, фальшивые "выборы" и т.п., несмотря на проявлявшуюся всякий раз неэффективность, неизменно повторяется. История, действительно, видимо, никогда, никого и ничему не учит.

Нередко говорят, что события в Чечне нельзя сравнивать с вьетнамскими, афганскими и другими войнами, поскольку речь идет о "своей", а не о "чужой" территории, и стремление отделиться от России - незаконно. Однако, вспомним, что и Алжир, например, с формально-юридической точки зрения не был колонией Франции. Он был одним из ее департаментов, и, следовательно, стремление к отделению также было "незаконным".

Полезно в этой связи, наверно, вспомнить точку зрения ряда правоведов, согласно которой закон и право не всегда совместимы, законы могут быть, так сказать, "нелегитимными". Можно ли, например, считать правовыми многие законы тоталитарных государств - нацистской Германии, СССР и других - которые противоречат нормам международного права человека, оправдывают экспансионизм, национальную и социальную рознь, геноцид и т.п. Чеченский народ в течение длительного противостояния России доказал, что не хочет мириться с захватом своей территории и чужеземным господством. Это, по-видимому, один из случаев, когда примат должен быть не за конституционными нормами, отвергающими сепаратизм, а за принципами "прав человека" и "права нации на самоопределение".

В контексте сказанного хотелось бы коснуться проблемы которая остается спорной на протяжении десятилетий и существенно препятствует практической борьбе с терроризмом, в частности в рамках международных организаций, в том числе в рамках Организации Объединенных наций. Это проблема соотношения и различия между терроризмом и некоторыми актами освободительных движений и партизанских войн. Дело в том, что партизаны и террористы постоянно прибегают к аналогичным методам борьбы, таким как покушения, диверсии, взрывы тех или иных объектов, угон транспортных средств, захват заложников и т.п. Это неизбежно, поскольку чаще всего ни те, ни другие не в состоянии противостоять регулярной армии в открытых сражениях.

Отсюда - дефиниционная неопределенность, имеющая самые серьезные практические следствия. С одной стороны, многие называют партизан террористами, с другой, террористы часто именуют себя партизанами, борцами за свободу, народные интересы и т.п. Поэтому при обсуждении соответствующих вопросов в международных организациях постоянно сталкиваются два подхода: те, кто для одних являются преступниками и бандитами, в глазах других могут оказаться борцами за освобождение, иногда даже национальными героями.

Попытки найти выход из этого тупика до сих пор не были достаточно эффективными. Это и понятно: провести четкую однозначную демаркационную линию между партизанами и террористами не всегда просто. Однако, если вести речь не о промежуточных сферах и феноменах, когда действительно трудно сказать, кто борец за свободу, а кто террорист, а о сферах, так сказать, "предельных", то здесь можно гораздо определеннее проводить необходимые различия.

Всякий терроризм - это определенного рода акты политического насилия, но не всегда подобные акты есть терроризм. Если эти акты вынуждаются колониальным угнетением, экспансией, массовыми репрессиями тоталитарных государств или движений, геноцидом, социальным и национальным угнетением и т.п., если они возникают на гребне общенародного возмущения, несогласия, массовой освободительной борьбы и являются одним из ее проявлений, можно ли их - даже при существенном формальном сходстве - называть терроризмом? Акты эти отличаются от терроризма тем, что они есть вынужденная мера, которой часто нельзя избежать в ходе освободительных движений. Такого рода акции, поэтому, можно условно обозначить как терророподобные . Внешне они не отличаются от террористических, но по сути представляют собой нечто совершенно иное, часто прямо противоположное терроризму. Критерием различия здесь может служить, стало быть, наличие или отсутствие связи с массовой освободительной борьбой .

Терроризм, как правило, не носит массового характера, он почти целиком "замкнут на себе", узок, элитарен, ориентирован против демократии. Таким был, например, терроризм в ФРГ, Италии и Франции в 70-80-х гг. Но явно не были такими терророподобные, а по существу партизанские акции, которые имели место во время освободительной борьбы в Алжире, Вьетнаме, Афганистане, хотя официальная пропаганда делала огромные усилия, чтобы придать им однозначный террористический имидж. То же самое можно сказать о событиях в Чечне. Эти события следует рассматривать как партизанскую войну, идущую с перерывами уже более двух сотен лет, хотя нередко в вынужденно, как всегда в подобных случаях, терророподобных формах.

Если применительно к вооруженной конфронтации в перечисленных странах и употреблять термин терроризм, то следует говорить скорее о государственном терроре, т.е. самой страшной форме терроризма, применявшейся колониальными и неоколониальными силами. О государственном терроре, постоянно перераставшем в геноцид, приводившем к гибели десятков, сотен тысяч, а иногда и миллионов людей. К сожалению, обозначенный выше критерий разграничения терроризма и партизанских войн далек от универсальности и совершенства. Во-первых, в ряде случаев, например в Латинской Америке, партизанские движения заключают в себе не только освободительный и антитоталитарный, но и не менее значительный антидемократический потенциал, приводили или могут приводить к установлению террористических диктатур. Таким образом, некоторые массовые освободительные движения не обладают антитеррористической направленностью, могут быть обращены против демократических режимов или против государственного террора, чтобы впоследствии установить не менее жесткие его формы.

Во-вторых, есть целый ряд случаев, когда, как уже говорилось, трудно отдифференцировать терроризм от массового партизанского движения. Чем является, например, имеющее весьма широкую социальную базу движение "Сендеро люминосо" в Перу? Или сикскхое сепаратистское движение в Индии? Этно- или конфессионально-сепаратистские, а иногда и социально-политические формы терроризма не всегда просто ограничить от соответствующих форм национально-освободительной и антитоталитарной борьбы. Можно ли считать терроризмом соответствующие акции, проводившиеся в рамках палестинского освободительного движения? Или борьбу курдов против иракского и турецкого диктата? Можно ли считать чисто террористической деятельность ЭТА в Испании или ИРА в Ольстере? Они не были связаны с широким партизанским движением, но опирались на симпатии и поддержку значительных слоев баскского народа и католиков в Ирландии.

Однако, несмотря на все недостатки вышеуказанного критерия, его применение, со всеми необходимыми оговорками и ограничениями, все же часто может оказаться весьма полезным. Причем не только в теоретическом, но и в прагматическом смысле.

Итак, терроризм - это система спорадических насильственных актов политической ориентации (оговорка связана с тем, что сейчас уже в ходу такие термины, как криминальный или экономический терроризм, которые целесообразнее скорее также трактовать как терророподобные акции). Эти акты не связаны с систематической вооруженной конфронтацией между регулярными и иррегулярными военными формированиями и с массовой освободительной борьбой. Партизанские войны отличаются от терроризма тем, что они основаны на массовой поддержке населения или значительной его части (которая может иметь социальный, этнический, конфессиональный и другой характер), принимают форму терророподобных акций, которые внешне могут не отличаться от террористических, а также форму более или менее масштабных стычек с регулярной армией.

Терророподобные акции могут проводиться и во время войн между регулярными армиями (диверсии, покушения, террор против населения захваченных территорий, военнопленных и т.п.), однако, в отличие от партизанских войн, здесь роль таких действий, как правило, имеет второстепенное, "вспомогательное" значение.

Отсутствие у терроризма широкой социальной базы не должно затушевываться обстоятельством, что террористы обычно стремятся присваивать себе статус революционно-освободительных движений, апеллируют к "народу", заявляют, что именно они выражают его истинные интересы. На деле терроризм выражает, как правило, интересы узких экстремистских социальных, этнических, конфессиональных и других группировок.

Соответственно подход к терроризму и партизанским войнам не может не быть принципиально различным. Разумеется, с точки зрения антиимперских, антиколониальных, демократических позиций борьба с терроризмом, - которая должна включать, конечно, в большей мере, чем сейчас, этиологические, социальные и психологические компоненты, усовершенствованные технологии переговорного процесса, - не может не оставаться в основном силовой, репрессивной. Нужно всегда помнить, что уступки террористам могут, давая сиюминутный выигрыш, приносить существенный долговременный ущерб. Если террористы достигают своих целей, это всегда служит стимулом для продолжения и интенсификации дальнейших террористических акций.

Совершенно иным представляется справедливый и рациональный подход ко многим видам партизанских войн. Силовые методы здесь часто, по существу, носят неправовой характер и чаще всего неэффективны. Поскольку это война с народом или значительной его частью. Вторая половина ХХ в. - период крушения колониализма, захватнических войн и имперских претензий. И если борьба с партизанским движением носит имперский или неоколониальный характер, она должна, видимо, быть квалифицирована как противоречащая международному праву и принципу примата прав человека. Впрочем, борьба с движением сопротивления не обязательно носит подобный характер. Как уже отмечалось, массовый, народный характер могут иметь не только антиимпериалистическая и антитоталитарная борьба, но и борьба против демократических систем, что иногда имеет место, например, в современной Латинской Америке. То же можно сказать о некоторых религиозно-фундаменталистских движениях. В этом случае силовые методы не могут исключаться. Но даже здесь они вряд ли должны быть преобладающими.

В любом случае, если государство сталкивается с массовым народным сопротивлением, свои действия оно должно основывать на изучении ментальности народа, его потребностей, предрасположенности, традиций, культуры и др. Соответственно всему этому, формы народной борьбы могут быть различными. Так, например, в период двойного тоталитарного порабощения поляки проявляли наклонность в гораздо более радикальным методам борьбы, чем чехи. Советское правительство, даже при Горбачеве, проявляло удивительную близорукость в отношении полного неприятия прибалтийскими народами захвата территории их государств. Реалистический учет этого неприятия мог бы сделать освобождение гораздо менее болезненным, а последующие отношения более дружественными.

Что касается восточных народов и вообще ряда народов "третьего мира", то, несмотря на наличие и здесь таких примеров ненасильственного сопротивления, как например, в Индии, готовность к вооруженной борьбе за свободу многих из них принимает гораздо более радикальные, решительные и непримиримые формы, чем на Западе. Исторически доказанная невозможность покорения афганцев, вьетнамцев, чеченцев и ряда других народов должна была бы стать, но становится слишком медленно, уроком для тех, кто хочет их покорить, подчинить другие народы или продлить свое господство. Свободолюбие и непокорность многих народов "третьего мира", подтвержденные многими десятилетиями борьбы, не оставляют иного выхода, кроме предоставления им независимости, если необходимо, отгородившись от них и предоставив возможность эвакуации лицам некоренной национальности. Таков, в частности, урок борьбы против чеченских партизан, действия которых можно называть террористическими, только придерживаясь дискредитировавшей себя колониальной ментальности и фразеологии.

Источник: Национальная электронная библиотека